ПОДВОДНАЯ ЛОДКА Сайт современной литературы

Электронный журнал (редактор Михаил Наумович Ромм)

  Дата обновления:
20.12.2010
 
Поиск

 

Главная страница
О проекте
Авторы на сайте
Книжная полка
Гуманитарный фонд
Воспоминания о ГФ
Одно стихотворение
Пишите нам
Архив

Проекты:

«Литературное имя»

«Новые Ворота»

Публикации:

Поэзия

Проза

Критика

 
 

банерная сеть «Гуманитарного фода»

 
 


Rambler's Top100

 

Вход в личный кабинет

Лямпорт

ДИАЛОГ С МОНТЕНЕМ

 

"Бывают вещи, — пишет Монтель,— которые, не являясь порочными, могут погубить беспорочность женщины и притом даже без ее ведома и соучастия."
Дальше знаменитый француз ставит двоеточие и продолжает цитатой по латыни.
Впрочем, имеется снисходительная к читателю сноска перевода: "Повивальная бабка, исследуя некую девушку, то ли умышленно, то ли случайно, своею рукой лишила ее девственности..."

(Августин. О граде Божием")

 

Мы с Фаиной лишили девушку девственности по инерции.
Снилось ли подобное этому болтуну Монтеню?

Доцент Евгений Алексеевич Кутис, тощий, седой, и, хотя доцент, судя по повадкам, уже предчувствующий профессорство, разобрался со мной, в общем, справедливо:
— Вы, дружок, опоздали, дружок. Пока ваши друзья, ваши будущие коллеги, уже три дня трудятся на базе ЦКВИ им.Короленко, вы пребываете в интригующей меня безвестности.
— Я болел, — просто сказал я.
И от стыда за свои неубедительные слова посмотрел одним глазом на потолок, а другим на стену. На потолке висел белый, в мелких потеках известки, плафон, а на стене муляж полового члена из папье-маше в натуральную величину, с сифилитической язвой на конце. Под муляжем черной тушью на ватманской бумаге, аккуратным студенческим почагжом было написано — первичный сифилис. А еще ниже, карандашем на стене, полузатертое уборщицей — не умеешь, не берись!
Заключительная надпись как бы подтверждала мысль, что хорошо смеется тот, кто смеется. А тому, над кем смеются — не до смеха.
— Болели?
Евгений Алексеевич поднял следом за мной глаза к потолку, и затем перевел их на стену, на муляж. На нем взгляд доцента задержался:
— И что же, справка у вас имеется?
Я с горьким видом отрицательно покачал головой, давая понять, что справки не имеется, одновременно пытаясь выразить всю уместную степень сожаления.
— Что ж, — раздались слова, — карать вас я не стану! Вы сами создали своим опозданием, м-мм... по болезни, себе массу неудобств. Ваши друзья, ваши будущие коллеги, отличаясь, видимо отменным здоровьем, пришли вовремя, в полном составе. И поскольку в группе одиннадцать человек, а кабинетов в ЦКВИ десять, то вам места не осталось.
НО!
(последовала ободряющая улыбка)
Положение не безвыходно! Достаньте бумажечку, записывайте... кожно-венерологический диспансер... метро 1905 года... пишите... ваш наставник Фаина Израилевна Жовтис... в прошлом моя аспирант, кандидат медицинских наук... восьмой кабинет.
— Ну загнал, сволочь! — подумал я.
— Метро 1905, не перепутайте. Жду вас через две недели с вашими товарищами. Не болейте!
И, произнеся свое лукавое напутствие. Кутис раскинул большой блестящий немецкий атлас по кожным и венерическим болезням и засверкал, засверкал, засверкал в воздухе его немыслимыми страницами.
Какое представление может возникнуть от цепочки имени-отчества-фамилии — и — ученой степени: Фаина-Израилевна-Жовтис-кандидат-медицинских-наук? как расшифровать ее? В каком облике представить?
Трясясь в метро и шагая по эскалатору, я воображал: Шестьдесят лет. Ну, или пятьдесят пять. Какой-то Израиль Абрамович полвека назад заделал себе дочь по имени Фаина, позже никакой здравомыслящий еврей не позволил бы себе такой безвкусицы.

Ну, назвал бы девочку Лена или Ира. Хватит и так с нее вопиющего отчества. Как ни крути, выходит не меньше полтинника этой Жовтис, никак не меньше.

Пойдем дальше, фамилия. Что ж. фамилия говорит кое о чем: Ж-о-в-т-и-с. ЖЖЖ — о — втис. ЖЖЖ — ов — тис. Жует и глотает. ЖЖЖ-з-нуда.

Добросовестная жжж-а-нуда. Так мне прочитывалась эта фамилия.
Приходит на работу в 9-00. Уходит минута в минуту. Нет, хуже! Приходит в 8-30. что бы не подсидели коллеги-антисемиты. Уходит позже всех, закрывая ключом, выданным ей в знак особого доверия, тяжелую дверь KB Д. Потом долго толкает ее туда-сюда, проверяет. Потом открывает снова. Возвращается. Проверяет, выключен ли в туалетах свет. А электроприборы? Заботливо осматривает дверцу холодильника, не поцарапали ли новую финскую вещь? Закрывает до боли в пальцах краны. Поправляет коврик у двери. Наконец, решив, что все а порядке, закрывает диспансер и едет домой, читая по дороге "Вестник дерматолога" с карандашом в руке. По воскресеньям... О! По воскресеньям она навещает старенького, светящегося от возраста и святости своего учителя, одного из тех профессоров, которые открывают галереей своих портретов исторический очерк в начале любого учебника. У профессора простая русская фамилия, например Воробьев. Чистая и добрая, как он сам.

Если мне сильно повезет сойтись с бабкой поближе, она доверительно раскроет мне — Николай Степанович, к слову сказать (хотя это наверняка выйдет не к слову), очень достойно вел себя в о о-о-чень неприятное время, и многозначительно подожмет губы.

Представив ее себе, как наяву, вконец расстроенный от мыслей и предчувствий, я доехал до станции метро 1905 года. Диспансер нашел быстро. Поднялся на второй этаж, прошел мимо бесконечной очереди, и согнутым пальцем постучал в кабинет №8, в белую, покрашенную маслом, дверь, чуть ниже стеклянной, с прозрачными буквами, таблички

УРОГИНЕКОЛОГ к.м.н. ЖОВТИС Ф.И.
Ну, и толкнул дверь.
— Ого! Заходите, заходите! Вы студент Кутиса, он звонил! И раздевайтесь в шкафчике, вон там!
В лицо мне рокотал бас, сравнимый по нежности лишь с воркующим басом курортного морского прибоя. Да — это был бас! Но нежный. И воркующий.
За столам, напротив двери, сидела обладательница голоса — к.м.н. Ховтис Ф.И. Огромная пышная, жгуче-черная, кудрявая голова наискось, как екатериненский генерал лентой, была перерезана широкой седой прядью. Нежно розовая младенческая кожа просвечивала из-под нейлона японского халата. Огромные ресницы слека сожмурились, и взгляд Фаины Израилевны окончательно взял меня в фокус.
— Ну. как Вам туту нас? Волна голоса настигла меня, сбила с ног, и пока усадила на стул. — Хуже, чем на кафедре?

Неспокойно синее море, подумал я, балла 3-4 будет, и, собираясь с мыслями, ответил:
— Что вы, что вы.
— А то, если дела вас отвлекают — так я не держу. Все ваши бумажки подпишу без слов, и адьё — пожалуйста к Кутису, на кафедру. Из-под палки зачем же? Ездить сюда ведь не ближний свет. А?
— По обстоятельствам будет видно, — двигая сухим языком, ответил я. И, дав такой туманный ответ, затих и огляделся.
Кабинетик был неплох, Кутису такой мог только сниться. Японский кондиционер гнал умеренно охлажденный воздух. Мебель и холодильник стояли финские (насчет холодильника хоть я не ошибся — финский). Фаина Израилевна, ослепительно прекрасная, источала запах французских духов и вела прием. Работала она, надо сказать, быстро и квалифицированно:
— Так, голубушка, у вас выявлена первичная гонорея.
Голубушка, богато раскрашенная косметикой, которая, впрочем, не могла совсем скрыть синяк под глазом, ответила:
— Угу.
— Вот талончик в процедурный кабинет, с 14 до 18. — все уколы сделать. Потом ко мне на мазок. С мальчиками только в кино, и только за ручку.
И еще... кроме... вот этого... как его... пауза в 30 секунд)... Павлова. У тебя кто-нибудь еще был?
— Да ну, — смущаясь, как Наташа Ростова на первом балу, протянула клиентка, — один там, можно сказать еще... из "Гастронома".
— Из "Гастронома"? — глаза Фаины заинтересованно заиграли.
— Из дома, где "Гастроном".
— Дом №8. — быстро соображала Жовтис. У нее в голове, кажется умещалась подробная карта района.
— Ну да.
— Фамилии, имени, не знаешь, конечно?
— Второй подьезд, третий этаж, как поднимешься по лестнице. — напротив.
— Тринадцатая квартира, хорошо, — тянула Фаина. — А ты часом наводчицей не работаешь?
— Вы скажете прямо, наводчицей! Будто незнакомые...
— Шучу, шучу! Пошлем ему повестку. Иди, лечись, ненаводчица!
— Спасибо!
Дверь не успевала закрыться, а лампочка в коридоре уже мигала. И как не велик катился вал приема, Фаина успевала подмигнуть мне огромными ресницами и пробасить: — Ха-ха! Не робейте! Как персонажи?! Нравятся?! Ха-ха! А то скажите, подыщем что-нибудь, ха-ха, из пролеченного контингента!
Я все же робел и слишком часто мыл руки. Фаина возмущалась:
— Вас плохо учат в институте, вы, как ребенок, моете руки то и дело. Это ж передается все только половым путем, ха-ха!
От ха-ха занавески ходили ходуном.
Но довольно быстро я освоился, и рук так часто, как прежде, не мыл.

Фаина распределила обязанности:
Она беседовала с контингентом и отправляла девушек ко мне.
Я, манипулируя ложечкой Фолькмана, зеркалом и стеклом, брал мазки.
— Конвейер, ха-ха! — торжествовала к.м.н.
Пионерка в красном галстуке бодро соскакивала с моего кресла, и, натянув трусики, спешила занять свое место за партой на уроке математики, чтобы после школы встать в очередь возле процедурного кабинета. А на ее место, расстелив шуршащую бумагу, резво вспрыгивала, тряся мощными бедрами, учительница младших классов, у которой пару лет назад училась юная пионерка.
Только учительница, которую заразил муж, успевала сняться с места,
а к нам в кабинет уже входила женщина, от которой муж заразился.
Большой начальник, он трахнул собственную секретаршу, первый раз изменив жене. И влетел.
— На этой почве разводов не бывает, люди снисходительны друг к другу, ха-ха! Посудите сами: развод; совместно нажитое делить, дети опять же. Нет. Люди милосердны по природе.
До сих пор я не могу понять: издевалась Фаина или говорила всерьез?

Казалось, вся Москва болеет первичной гонореей. Но это-то как раз и не было правдой. На этом-то мы с Фаиной и подорвались.
И день тот, вообще, начинался неудачно:
— Вот что я такого съела? Три килограмма прибавила! — жаловалась Фаина, энергично расчесывая черную гриву огромным конским гребнем. Грива взлетала, трещала и ложилась на место. — От сигарет, что-ли, я толстею?
Если говорить правду — Фаина толстела, главным образом, от конфет, тортов, печенья и пива. Действительно, больше она почти ничего не ела. Курила огромное количество фирменных сигарет, отказывалась от хлеба, но при этом поглощала горы кондитерских изделий. Но, разумеется, не брала их в расчет, искренне возмущаясь прибавкой веса:
— Ничего не ем, может, чайку хлебнем, а? Заваривался чаек, и через пару минут, будто невзначай, сначала сбоку, а потом каким-то образом на середину стола продвигались три четверти торта в коробке, и, совсем уж под занавес чаепития, возникала плитка шоколада.
— По кусочку, а?
Я не возражал, понимая бессмысленность и жестокость здравого смысла.

Окрашенные угрызениями совести, подобные чаепития проходили хмуро. Но этому было не суждено состояться вовсе.
Только мы приникли к чаю, в кабинет постучали, и вошла — ... ну. в общем, двадцать пять лет, крепко сбитая, в красных брюках, и в чем-то, что все теперь носят.
— Не припоминаю, — глядя на клиентку, произнесла Фаина в нос, тщетно пытаясь раскусить слишком большой кусок шоколада.
— Давайте на кресло. — встрял я.
Осмотр на кресле вызвал некоторые технические трудности:
— Фаина Израилевна, она зажимается!
— Что же ты зажимаешься, милая? — И Фаина нежно, но сильно протолкнула зеркало внутрь.
Тяжелая, густая капля темной крови появилась и потянулась вниз к хрустящему пергаменту бумаги. Вторая. Третья. Четвертая шлепнулась в уже набравшееся крошечное озерце.
— Кровь! Фаина Израилевна!
— Без тебя вижу, — Фаина сдвинула брови. — Ты что же, голубушка, живешь половой жизнью?
— Не.
— А почему?
— Не с кем.
— А я тебе как врач говорю — живи! Парня, что-ли, нет?
— Есть.
— Ну??!
— Ну так, гуляем.
— Гуляем! Что ж за парень такой, если вы все гуляете? Ты проверяла, у него все на месте?
— На месте.
— Молодец, что проверяла, А живешь с родителями?
— С сестрой.
— Приезжая сама, что ли?
— Из Липецка.
— И подолгу у вас в Липецке так гуляют?
— Когда как. У меня подружка, вон с год с одним до армии гуляла, он ей только издали показывал. Смотри, мол, большой какой. А с армии пришел, на другой женился.
— Дурой потому что не надо быть. А к нам зачем пришла?
— На профосмотр. В столовую на работу устраиваюсь.
— А, черт! К нам же с сегодняшнего дня профосмотр идет!
Фаина строго посмотрела на меня и отдала указание: — Рисуй справку!
Деваха ушла. И мы остались смотреть друг на друга.
— Пошли каяться...
— Куда?
— К завотделением, — твердо сказала Жов-тис, — к Соньке.
И мы пошли.

Маленькая, белая, как мышка, Сонька быстро верещала про возможный над нами суд, если будет жалоба. И про то, что все обойдется, если жалобы не будет.

Но разве мы не знали об этом без нее?
Назад по коридору Фаина шагала впереди. Полы белого нейлонового халата развевались как флаги, открывая полные красивые ноги. За ней шел я, стараясь держаться так же гордо и прямо. В кабинете мы съели торт, доели шоколад и выпили чай.
— Так, давай дневник по практике и езжай к Кутису. Тут не показывайся.
Фаина быстро подписала страницы дневника.
— Небось не сяду. Но тебе здесь делать нечего. Понял? Звони. — Она подтолкнула меня в спину. Дверь захлопнулась. И тут же над ней со страшной силой загорелся сигнал.

Пихаясь, в кабинет ринулась женщина, по дороге теряя и находя косметичку. Она зацепилась платьем за дверь и оставила лоскут на металлической ручке.
— Спокойнее надо, спокойнее, голубушка. Чего вертеться? Не в Париже, — донеслось в коридор.
Сейчас скажет: — xa-xa! — подумал я.
— Ха-ха! — подтвердила Фаина.

Я уехал к Кутису со своим дневником, как гайдаровский Бумбарашка с пакетом — меня послали. Хотя сердце рвалось назад в КВД.
Иногда позванивал Фаине. Два раза она сходила со мной в кино. Экс-девственница не возникала.
(— Может, ее парень нам спасибо пришлет — Ха-ха!)
От времени нашей последней встречи прошел порядочный срок, я позвонил, а мужской голос (откуда взялся — не было) с грузинским акцентом ответил:
— Доктор уэхала. Квартыра продана.
— Куда уехала?!
— В Жы-нэ-ву, — тщательно выговаривая, назвал город грузин.

Мне стало грустно, как бывает всегда, когда узнаешь, что кто-то уехал.
А потом я подумал — из кантонов Швейцарии, в конце концов, ближе к Монтеню и к Августину. Хотя они-то уж, кажется, здесь и не причем.

Ефим ЛЯМПОРТ
 
На главную В начало текущей В начало раздела Следующая Предыдущая
 

 

 
 
 

Дружественные ресурсы:

Из-во «Эра»
WWW.Liter.net
Скульптор Марат Бабин

 

 © Михаил Наумович Ромм  Разработка сайта