Кирилл РАЗЛОГОВ

МИРОВАЯ КУЛЬТУРА СЕГОДНЯ И ЗАВТРА И ОСОБЕННОСТИ СОВРЕМЕННОЙ СИТУАЦИИ

В РОССИИ.

Мировая культура в настоящее время характеризуется двумя взаимодополнительными процессами — интеграции и дифференциации.

В основе интеграционных процессов лежит формирование с конца XIX столетия новой парадигмы культурного развития — так называемой массовой культуры на основе деятельности средств массовой информации и новых "технических" видов искусства, в первую очередь экранных (кино, телевидение, видео). В глобальной перспективе близко к реализации предвидение американских футурологов о слиянии "трех китов” культурной индустрии — печати, экрана и компьютерной (электронной) коммуникации в глобальной сети "мульти-медиа", охватывающей весь мир.

Массовую культуру как социальный феномен определяет тяготение к всеобщности (независимость от пола, возраста, вброисповедания, национальной принадлежности и т.д.). примат компенсаторно-развлекательных, психотерапевтических функций, опора на новые технологии (в частности, спутниковую и электронную связь), позволяющие ее глобальное распространение, и коммерческий характер функционирования, в основе которого лежит платежеспособный спрос основной массы населения.

Несмотря на очевидный вклад во всемирную массовую куль-туру отдельных европейских народов (к примеру, английская поп-музыка или итальянский дизайн), общепризнанным является примат в этой сфере американской культурной индустрии. Поэтому естественная конкуренция между массовой и классической культурой нередко односторонне трактуется как борьба между европейской и американской культурными традициями. Менее очевидным является новейший процесс “японизации" массовой культуры и, соответственно, миграция центра мирового культурного

рынка из США в Токио (как в свое время в середине 50-х годов он был перенесен из Парижа в Нью-Йорк, а в 70-е — из Нью-Йорка в Лос-Анджелес).

Сегодня можно считать доказанным, что массовая коммерческая культура является необходимой компонентой демократического общественного устройства и рыночной экономики. Ее принципиальная универсальность, внеэлитарность и открытая ориентация на получение прибыли превращает ее одновременно не только в неизбежный результат, но и в необходимую основу гражданского общества и правового государства.

Всеядность массовой культуры, ее способность к ассимиляции самых разнообразных культурных и художественных феноменов стали концептуальной основой постмодернизма, окончательно лишившего аксиологического смысла традиционное разграничение "высоких" и низких" жанров.

Противоположные по направленности дифференцирующие тенденции культурного развития на протяжении XX века также испытали на себе влияние распространения средств массовой информации, но не сводились к ним. Сложившаяся в рамках структурализма концепция множественности и равноправия различных (в первую очередь этнических, локальных и архаических) культур стала возможной именно благодаря культурному взаимодействию, когда европейский "Центр" не только осознал существование "периферии", но и сам оказался подвержен феномену регионализации.

На фоне американизации стали четче выявляться не прежние национальные культуры, а некогда задавленные в процессе по-стсредневековой ассимиляции локальные общности: бретонская или нормандская во Франции, шотландская или ирландская в Великобритании, квебекская в Канаде, калифорнийская или луизианская в США, не говоря уже о сильнейшем движении культурной автономизации бывших колоний в Азии и Африке.

Параллельно шел аналогичный процесс модернизации и частичного распада на конкурирующие конфессии мировых и национальных религий. Индуизм превратился в явление мировой массовой культуры, острее стали осознавать свою самобытность различные христианские конфессии. Пожалуй, лишь изначально сильно дифференцированные протестантизм с одной стороны, и буддизм с другой, оказались приспособленными к новой социокультурной ситуации. Характерно, что религия в этом отношении развивалась в полном соответствии с общекультурными процессами, коль скоро параллельно распространялось экуменическое движение.

В процессе модернизации резко изменилось положение и роль культурных традиций. В известной мере они ассимилировались массовой культурой и получили широкое распространение по каналам коммерциализации (скажем, народных промыслов), индустриального тиражирования и туризма. В этот процесс по-разному были вовлечены и народная, и церковная, и светская классическая культура.

Вместе с тем, особенно в последние десятилетия, шел интенсивный процесс формирования разного рода культурных общностей, объединяющихся по самым разным признакам. В результате были разрушены культурные монополии церкви на массовую культуру и "читающей и пишущей публики" на культуру классическую. В контектсте культурного плюрализма — и это особенно важно понять — последняя на стр. 2 и превратилась в культуру для художников иcкусствоведов, существующую на равных правах со всеми другими культурными общностями: региональными, этническими, социально-демографическими и т.д. В процессы диверсификации вписывается и прогнозируемое рядом футурологов возрождение интереса к чтению, музеям и традиционным искусствам, которое, на мой взгляд, затронет, в первую очередь, если не исключительно, наиболее образованные слои общества в экономически процветающих странах.

Следует подчеркнуть транслокальный характер многих культурных общностей, будь то филателисты, поклонники той или иной "звезды" эстрады, экрана, спорта или политики, профессиональные группы или сексуальные меньшинства.

Для отдельного индивида на смену патриархальному "культурному монизму" на основе своего" вероисповедания и местной культурной традиции пришел внутренний плюрализм, ибо каждый человек сегодня вписан в сеть средств массовых коммуникаций и становится (чаще всего того не осознавая) носителем и универсальной массовой культуры, и набора субкультур, которые делятся для него на "свои" (свои этнос, родная земля, семейные традиции, поколение и т.п., а также набор транслокальных, в том числе профессиональных, сообществ, к которым он себя причисляет) и "чужие".

Именно поэтому процесс перехода от патриархальной ситуации в культуре к ситуации современной повсеместно носил и носит кризисный, болезненный характер. Смена культурной парадигмы, переход от примата церкви с одной стороны, и классической культуры — с другой, к господству культурной индустрии и интенсивной дифференциации нередко воспринимаются как глобальная катастрофа, потеря норм, образцов, ориентиров и идеалов, цементировавших навеки традиционные сообщества. Относительно мирное разрешение конфликтов в этой среде (в первую очередь, в промышленно развитых странах) является результатом учета, сочетания и сбалансированности Множества противоречивых интересов и тенденций.

Однако равновесие здесь становится все более и более шатким, о чем свидетельствуют не только кровавые столкновения в Азии, Африке и Латинской Америке, но и нарастание напряженности между различными культурными общностями в Западной Европе и Северной Америке, и, конечно, глобальные геополитические сдвиги, в которых культурные компоненты (та же "японизация") играют все более важную роль.

***

В самом широком контексте для территории бывшего СССР сегодня характерно уникальное сочетание процессов, характеризовавших принципиально различные этапы развития общества, которые в других регионах разделялись даже не десятилетиями, а веками. Каждому такому этапу соответствовала и культура (или культуры) определенного типа.

Несколько схематизируя, можно сказать, что здесь и теперь мы переживаем одновременно эпохи позднего средневековья (культурный монизм на базе единой религии — ранее коммунистической, теперь православной или мусульманской), первоначального накопления капитала, разрушающего этот монизм, крушения колониальной империи с возрождением национального самосознания (в том числе и русского) в противовес и бывшей метрополии и другим нациям, поэтапного распространения массовой культуры и, наконец, всемирной современности с глобальными сетями массовых коммуникаций и сочетанием культурной интеграции и дифференциации, которые были описаны выше.

Отсюда поистине чудовищная конфликтность, не только и даже не столько политическая и экономическая, сколько культурная, и внутренний кризис, порожденный естественными попытками носителей культуры, в большинстве своем остающихся в рамках патриархального либо классического, то есть и тут и там монистического сознания, свести все проблемы к спасению и гегемонии "своей" культуры. Отсюда закономерный консерватизм как основной массы населения, так и деятелей культуры (являющихся в этом, но только в этом смысле выразителями ее интересов) и их все более отчетливая оппозиция по отношению к очередной для России попытке модернизации, экономическим и социальным реформам.

Парадокс ситуации состоит в том, что единственная форма культуры, по своей направленности соответствующая декларируемым преобразованиям, культура массовая — эстрада, популярные издания и фильмы, телевизионные шоу, одежда и потребительские стандарты, как правило, западного происхождения, и т.д. — представляются главным врагом для всех традиционных культурных сообществ, обладающих могущественным влиянием на властные структуры, к счастью, бессильные противостоять стихии коммерциализации и "пиратства".

Против массовой культуры обьединяются представители самых разных политических сил: патриархальные круги, видящие путь к спасению з обязательном и всеобщем распространении

православия (или ислама для отдельных территорий России, буддизм в этом плане свободен от глобалистских притязаний), коммунисты, сохраняющие верность социалистическому реализму. и либеральная интеллигенция, в зависимости от уровня образованности отстаивающая универсальность (и, опять же, обязательность для

всех) классической культуры и/или художественного авангарда.

В известной мере события развиваются в полном соответствии с теорией модернизации. Слабым модернизационным элитам и стихии массовой культуры противостоит единый фронт защиты культурного и исторического наследия. Парадокс состоит в том, что наследие при этом продолжает разрушаться и уничтожаться значительно более интенсивно и стремительно, чем в странах, где примат массовой культуры давно уже стал свершившимся фактом.

На мой взгляд, дело тут в том, что творческая интеллигенция, продолжая претендовать на "монополию на прекрасное" и особое, привилегированное положение при властных структурах, которое ей принадлежало в традиционном, но не в современном обществе, сосредотачивает основное внимание на борьбе против американизации, низкопробности, секса, насилия и прочих необходимых компонентов массовой культуры, обеспечивающих ее широкое распространение и коммерческую рентабельность, а не на защите своими силами "своей классической и поисковой, инновационной, а посему принципиально "немассовой" культуры.

Защитники традиционализма также больше борются за духовную власть, чем за сохранность памятников, народных промыслов, фольклора и т.д.

Готовность, с которой нынешние власти, как власти вчерашние и позавчерашние, дореволюционные, идут на союз с творческой интеллигенцией (а Русская православная церковь постепенно отвоевывает то положение, которое было "перехвачено" у нее КПСС) и сохранение (пусть с учетом резкого сокращения возможностей) прежних привилегий, свидетельствует о незрелости власти и ее неготовности принять на себя все бремя политической ответственности за судьбы страны.

Тем самым профессиональная работа в области культуры (и ее исследования) подменяется политической борьбой с сопутствующим ей дилетантизмом и чередованием бесполезных, но эффектных пропагандистских кампаний, полуграмотных лозунгов и переименованием всего и вся з "академии , "лицеи" и "университеты". Причем все это надо рассматривать не как злонамеренные происки врагов демократии и рынка, а как естественный и закономерный результат неготовности значительной части общества (но не общества в целом, о чем свидетельствует именно стихийное распространение массовой культуры несмотря ни на что) и, в первую очередь, интеллигенции к модернизации и сопутствующей ей неизбежной смене культурной парадигмы.

Сложность ситуации усугубляется тем, что многосоставность и "многоукладность" нынешней российской культуры и экономики делает неприменимыми на практике прямые заимствования зарубежного опыта, тем более что мы чаще всего обращаемся к Западу, от на; бесконечно далекому, чем к модернизации в Азии и особенно в Африке, где можно найти множество аналогий происходящему в нашей культуре сегодня.

Более того, миру отечественная культура интересна не первыми и достаточно жалкими попытками "массификации", а еще живым s культура патриархальным и средневековым мистическим мироощущением, то есть исчезающими, а не нарождающимися
тенденциями. Поэтому смена парадигмы здесь, помимо всего прочего, чревата утерей того особого места, которое русская культура занимала и занимает в классической традиции и даже в массовой культуре (музыка Рахманинова, Большой театр, экранизации произведений Толстого и Достоевского и т.д.).

Что касается отечественных нео-авангардистов, то они изначально ориентировались на Запад, где до сих пор значительно более известны, чем у себя на родине.

Таким образом, основная задача государственного регулирования культурных процессов. а именно обеспечение опережающего развития перспективных тенденций, соответствующих направленности реформ (в данном случае культур модернизационных "элит" и массовой культуры в целом), максимально возможной сохранности традиций и наследия, и сбалансированности интересов различных культурных сообществ (а не только творческой интеллигенции) в нашем случае чрезвычайно осложнено силой патриархальных устоев не только в культуре, но и в управлении.

О глобальной оппозиции по отношению к массовой культуре со стороны всех ведущих группировок творческой интеллигенции я уже говорил. Обратимся к культурному измерению модернизационных "элит”.

На первый взгляд, дело здесь обстоит достаточно просто — декларируемое повсеместно формирование третьего сословия, или "среднего класса" и опора на него предполагает и новые стандарты "престижного потребления", в том числе и в области культуры. Сегодня к ним относится, в первую очередь, то, что продается только или преимущественно на валюту, от Арбата до Большого театра. Однако, по сути, все это суррогат вхождения в мировой рынок через экзотику (как в странах третьего мира) и только для иностранцев. Ситуация здесь только подчеркивает отсутствие осознанной культурной самобытности отечественных деловых кругов и их парадоксальное отсутствие на карте художественных и интеллектуальных потребностей в стране.

А между тем именно престижное потребление является естественной базой для выживания наследия и художественной классики не безнадежными усилиями государства-банкрота, а сознательным стремлением новой "элиты" к повышению своего социального статуса, будь то посещением светских раутов и изысканных концертов модных исполнителей, спонсорством и меценатством, либо просто покупкой и переселением в дворянскую усадьбу (сегодня строго запрещенным).
Ситуация оказывается еще более сложной, когда мы переходим к дифференцированному анализу модернизационных "элит" и реальным культурным последствиям их предпочтений. Скажем, в общественной жизни и экономике к модернизаторам относят только тех предпринимателей, которые ориентируются на высокие технологии и постиндустриальную социальную структуру, где ведущую роль играет не сельское хозяйство (оно потеряло эту роль уже после промышленной революции) и не материальное производство, а сфера услуг. Это, среди многого другого, предполагает массовое распространение бытовой видео и компьютерной техники, активную ассимиляцию ее игровых и творческих возможностей с детского возраста и, с другой стороны, интенсивный рост индустрии развлечений, в рамках которой рекреативно-компенсаторные функции становятся ведущими.

Достаточно вспомнить яростные филиппики творческой интеллигенции по поводу "видиотизма", компьютеров, которые "воспитывают дебилов", и тлетворного влияния" буржуазной развлекательности на "подлинное" серьезное искусство, чтобы оценить бездну, разделяющую позиции модернизаторов и традиционалистов, для которых главная проблема — "духовное возрождение России".

Модернизация предполагает утерю интеллигентами роли "духовных вождей нации" и превращение их в профессиональных интеллектуалов, участвующих в общественной жизни на равных правах с другими профессионалами — дворниками, официантами, рабочими, фермерами, юристами и т.п. В рамках самой интеллектуальной деятельности "модернизаторы отдают предпочтение разуму, а не вере, логике, а не мифологии. Примат индивидуальных ценностей перед коллективными приводит к деинституционализации религии, к превращению веры в частное дело каждого. Отсюда и в области права примат закона перед моралью, формализованной юриспруденции перед освященными традициями устоями. Верховенство закона подрывает не только всевластие "помазанников божьих", но и авторитарность лидеров и приоритеты законодательной и исполнительной власти.

Отсюда бессмысленность идей общего для всех "эстетического воспитания", единого "хорошего вкуса", "опережающих групп", поскольку примат индивидуального перед коллективным предполагает равноправие любых "суждений вкуса" и, соответственно, формирование множества "культурных политик", лишь одна из которых — равная среди равных — осуществляется государством.