Главная страница
О проекте
Авторы на сайте
Книжная полка
Гуманитарный фонд
Воспоминания о ГФ
Одно стихотворение
Пишите нам
Архив

СКАЖИ МНЕ, КТО ТВОЙ ТОТЕМ, И Я СКАЖУ, КТО ТЫ

Эпизод, о котором я собираюсь рассказать, случился 8 лет назад, ранней осенью а Крыму, под западными склонами Карадага.

Я снимал крохотную фанерную собачью будку, главным достоинством которой было то, что она висела на склоне горы Шишманки чуть повыше и подальше прочих псевдожилых помещений, поэтому в ней. особенно по вечерам и ночам, жилось тихо и уединенно.

Теперь представьте себе этакое поэтическое бдение что-нибудь часу в четвертом ночи, когда все чувства уже обострены до предела, когда в ушах уже монотонно и укоризненно бормочет и нашептывает чей-то неуловимо знакомый голос, а кроме него — только посвист ветра в щелях будки, да психоделическая музыка цикад и сверчков. Вот в такой обстановке это и произошло:

Отвратительное, незнакомое
черное большое насекомое,
гибкое и в то же время жесткое,
с лапками, усеянными шерсткою,
с челюстями сильными и жуткими,
с усиками длинными и чуткими,
с брюшком, кверху задранным и загнутым,
по полу, шурша, метаюсь загнанно.

Наступил я на него ботинком
и потом для верности потыкал,
а оно все силилось подняться,
волоча раздавленное мясо,
все кусало краешек ботинка,
а потом смирилось и затихло.

И глядел я молча, зачарованный,
и сидел тихонько, как оплеванный,
а потом, когда уже все минуло ,

спичками двумя я защемил его 
и, держа рукою неспокойною,
я в ведро отнес его помойное,
а потом, переведя дыхание,
долго мыл я руки над лоханью.

Как заснул потом, уже не помню я,
и всю ночь мне снилось насекомое.

Уже потом, в Москве, мне удалось, полазив по Брему, выяснить, что жуткая эта тварь называется стафилином. Это хищное, но для человека совершенно безобидное насекомое. Его именем я и назвал это стихотворение, а в скобках добавил подзаголовок: "постыдное", поскольку оно, в сущности, не столько о насекомом, сколько о том, как я. как говорят на Востоке, "потерял лицо".

Вот, в сущности, и вся история, но, поскольку разговор у нас идет о тотемизме, мне вспоминается в связи с этим одна любопытная теория антропогенеза, выдвинутая примерно в 60-70 годы весьма своеобразным философом и антропологом Поршневым, с чьим именем, кстати, тесно связаны поиски пресловутого снежного человека. Согласно этой теории, человек произошел хотя и от обезьяны, но не от самой продвинутой, а наоборот, от самой неудачной. Поршнев высказал гипотезу, что одна из ветвей обезьяньего генеалогического древа зашла в тупик, по некоторым причинам утратив начисто навыки видового поведения. Из этой ситуации могло быть только два выходя: сгинуть — или перенять поведенческие навыки у другого вида животных, со всеми проистекающими отсюда последствиями. в том числе, например, каннибализмом: волк, к примеру, не ест волка, но ест человека: поэтому человек, избравший в качестве образца для подражания волка, в отличие от него, оказывается не связанным никакими табу в отношении ближнего своего.

Вот так, по Поршневу, возникли первые человеческие сообщества, которые и были типичными тотемными родами или племенами. и в качестве тотема у них выступало животное, у которого заимствовались формы видового поведения.

Кстати, надо думать, что вся герольдика корнями уходит в тотемизм и, если следовать концепции Поршнева, носит сугубо компенсаторный характер. Представьте себе, что люди некоторого роду-племени сознают, что они, грубо говоря, не орлы. Кого он изберут в качестве герба-тотема? Конечно же орла. Если у них при этом нет головы на плечах, значит, орел будет наделен двумя головами, а если они ходят без порток — то у него будет шляпа, а то даже три.

Но это как бы я ушел несколько в сторону. Чтобы покончить с идеями Поршнева, добавлю еще, что он рассматривает искусство как одну из важнейших форм компенсаторного поведения, позволяющей незадачливой обезьяне снимать стрессовые и психосоматические состояния, обусловленные ее вышеописанной неполноценностью.

Возвращаясь к моему случаю, можно предположить, что стафилин является моим тотемом, поскольку, сравнив его описания и мои данные, легко обнаружить, что у меня нет того, что есть у него: я. по крайней мере, с моей точки зрения, не отвратительный, не незнакомый, не черный, не большой, лапки у меня если и усеяны шерсткою, то жиденькой и почти бесцветной, челюсти у меня слабые и не производят должного жуткого впечатления, усики скорее толстые, нежели длинные и уж совсем не чуткие, а что касается кверху задранного и загнутого, то если у меня что такое и бывает, то это уж никак не брюшко. Да и хищник из меня никакой. Так что компенсаторный принцип, вроде, проходит.

В таком случае "потеря лица" легко оборачивается утратой навыков видового поведения, а то, что я сделал с несчастным существом, можно с некоторой натяжкой представить в качестве подсознательно спровоцированого в критической ситуации, но не осмысленного на уровне сознания ритуального убийства тотемного животного с целью сакрального жертвоприношения и причащения. Это снимало бы с меня бремя невыносимого и по сю пору мучительного стыда за содеянное, если бы не одно "но": я, к сожалению, глубоко убежден, что поршневская концепция антропогенеза насквозь спекулятивна и совершенно ложна.

Увы! 

декабрь 1992г

Владимир СТРОЧКОВ