(Херсон)
Всего-то за червонец, прелестно, — деревянный
Ты можешь стать поэтом известным, популярным!
И пять десятков сотен — тираж для графомана —
Престижно это очень (и лишь червонец надо...)
Тружусь. Четыре строчки с наскока сочинил.
Вот пятую закончил, шестую завершил...
Осталось только восемь.
Им нужен, чай, сонет!
(червонец-то подбросим,
Проблем с бумагой нет).
Теперь вот хорошо бы
Сюда ввернуть мораль:
Я написал еще бы —
Второй червонец жаль.
(Киев)
Паланга
Ухоженный город у самого моря.
На пляже народ о погоде спорит.
Курорт. Влюбленные пары, цыганки.
Есть бары. Есть старый костел в Паланге.
Темно в костеле. Орган играет.
И ксендз по-литовски о рае.
А может, об аде — уж очень строго...
В костеле старух и туристов много..
На стенке распятье из гипса.
Сын бога. Подходят, целуют распятого в ногу.
Надеждой пропитаны губы и взгляды.
На гипсе остался след яркой помады...
Курорт. Ад земной для людей-одиночек.
Паланга. Влюбленные. Белые ночи.
(Ростов-на-Дону)
Тогда еще земля была плоска И нас лишь только счастье окружало... В те сказочные, давние века Ты мне желанье, как-то задолжала. Но, Боже мой, чего желать при том, Что у тебя есть все и больше даже?! И я его оставил на потом. Пожадничал. Забыл, что Бог накажет. И все сбылось: я для тебя — чужой! Забыла ты про долг пустячный свой. А я тебе назло, вот, буду помнить! Пусть я смешон... Поймешь когда-нибудь! Будь счастлива! — шепчу, — и не забудь Желанье это ты должна исполнить.
Смерть бича
Пить нечего, паскудно на душе. Мир — черная пустыня.
Вся жизнь на нижнем этаже. Куда отныне?
Дружка прикончили дружки -
не отдавал оброка.
Ох, неуверенны шажки...
Ох, одиноко!..
Нашел веревку на земле.
Его не стало.
Шумело дерево во мгле,
Негодовало...
Луна, вселенская свеча,
не поминай бича.
(Усть-Каменогорск)
Я вернулась домой, и не думай, что я затоскую
по безлюдным степям, по жаре или солончакам...
Я вернулась домой в немудреную жизнь простую,
По в родные места к милым пихтам и березнякам.
Пусть все будет, как есть:- на опушках кадрили черемух,
Пихт, с иголочки новый, чарующий сердце наряд,
И в седых кедрачах жутковатая полудрема,
И ручьи, что со мной на родном языке говорят.
Я вернулась домой к жизни более легкой и тихой.
Где размерено все: каждый жест, каждый шаг, каждый час,
Леды жизнь отдают, несказанную и без прикрас,
Сыновья подрастают и все разлетаются враз...
Отчего же тоска созревает во мне облепихой
По дорогам, что пройдены будут без нас?
(Москва)
Сплети венок из полевых ромашек,
Сорви пшеницы спелый колосок...
Я от судьбы своей не жду поблажек —
Час расставанья с жизнью не далек.
И полетит душа моя над лугом,
Березовою рощей и рекой,
И, поднимаясь плавно, круг за кругом,
Навек исчезнет в дымке голубой.
Я буду наблюдать из светлой бездны,
Как расцветают зори над Землей.
Прошу вас, люди, будьте так любезны,
Поговорите мысленно со мной. И если состоится диалог,
То жизнь земная — вечности пролог.
(Алма-Ата)
Повесть
На окраине дом Желтым дышит окном.
Тень в оконном проеме.
Знаю — двое в том доме.
Мать и дочь без отца.
Постою у крыльца.
Помолчу. Постучу.
И попить попрошу, И дадут мне напиться...
Все опять повторится.
Через несколько лет
В том окне тот же свет.
Мать стоит у крыльца,
Сын растет без отца.
Милитриса ДАВЫДОВА
(Москва)
Спасибо всем рукам и всем губам,
Что в страсти моего касались тела.
Мне только жаль — на ласку я скупа,
Я страсть свою отдать им не сумела.
И, наполняя явь мою и сны,
Живут во мне в соседстве неизбежном
И это ощущение вины,
И эта непроявленная нежность.
Обманываться доводилось — да.
За это я достойна укоризны,
Но и страдание, и маята
Мне возвращали ощущенье жизни.
Чтобы меня утешить в горький час
Причудница-судьба мне посылала вас.
(Астрахань)
На сущий день, на миг вчерашний,
На клюв птенца и вешней почки —
Бессмертью Вечности не страшно
Взирать без тленной оболочки,
Ни слез, ни радости во взоре.
На что ему людское горе?
А тут... Не взмыть за край небесный —
Коль от земли не оторваться...
Душе с тюрьмой своей телесной
До самой смерти не расстаться.
На данном жизненном пределе,
По прихоти Всевышней воли,
Не поселись во бренном теле —
Душа б не ведала о боли.
(Андижан)
Едва коснуться плеч твоих губами —
И никаких не надо больше слов,
Три сотни лет смыкаются над нами
И я забыть до времени готов,
Что, крещена войною и расколом,
Земля не стала к любящим добрей,
Что где-то там, за пологом тяжелым —
Свечение чернобыльских полей.
И задыхаясь от последней ласки,
Я говорю: блажен бессмертный гений,
Невидимо парящий за спиной —
Венера, что с тебя писал Велаcкес,
Рассеется в мильонах отражений,
А ты навек останешься со мной.