| |
У МЕНЯ ПЕСТРАЯ МУЗЫКА
С СЕРГЕЕМ ЛЕТОВЫМ БЕСЕДУЕТ РАДА ЦАПИНА
— Вы работали с самыми разнообразными проектами, легко идете на творческие контакты. Всегда ли Вы соглашаетесь на сотрудничество? Бывает ли, что жалеете, о нем?
— Соглашаюсь очень часто, но не всегда.
Я не делаю музыку определенного стиля, не отношу себя ни к одному направлению. Поэтому мне легко вписываться. Я себя ни к чему не отношу. Иногда я жалею о том, что я стал работать в проекте. Это происходит тогда, когда меня используют не по назначению (не учитывают моей индивидуальности, нужен просто саксофон...)
— В ходе совместных проектов пытаетесь ли Вы сохранить свое лицо или же идете на творческие компромиссы?
— Я всегда пытаюсь идти на уступки. Всегда, но так, чтобы не потерять свое лицо.
Мне принцип самовыражения не интересен. Интересна возможность пробовать себя в абсолютно иных качествах, контекстах. Например, когда ТРИ "О"* играли с САЙНХО, был создан зыбкий постмодернистский контекст джазовой музыки для дикого натурального музыканта, коим являлась Сайнхо. Фри-джаз в контексте рока — это моя игра в группе ЦЕНТР. Но на каждом концерте ЦЕНТРА я всегда играл одну пьесу в своем стиле. Это было некое проявление бескомпромиссности, хотя для меня бескомпромиссность — отрицательное свойство. Я человек компромиссный.
— Когда Вы соглашаетесь на-совместную работу, что для Вас имеет первостепенную роль — личность пригласившего Вас человека или его музыкальная индивидуальность?
— Каждый раз происходит по-разному. В роке мне были очень интересны Жариков и Шевчук. Шевчук — один из наиболее приятных людей. Жариков мне близок идеологически. Жить по образу жизни "ДК" было не менее интересно, чем работать с какими-нибудь западными проектами. Я играл во многих проектах, но я не универсальный музыкант. Я не могу сказать, что умею все. Я играю собственные мотивы, как человек, не имеющий музыкального образования, сам себя сделавший. Я самоучка. Часто на первый план выходит нечто идеологическое — стремление поместить меня внутрь контекста. Так работал Курехин — он просто помещал меня, мой способ жизнемузицирования внутрь контекста ПОП-МЕХАНИКИ.
Я пытался играть рок так. как его понимаю я. но из этого ничего стилистически цельного не выходило.
— Что больше всего привлекало Вас в ТРИ "О" — соединение своеобразных людей или разработка нового стиля?
— ТРИ "О" — это попытка Лебедя, Рака и Щуки сосуществовать, находиться в одном жизненном пространстве. Но я бы не включал сюда технической стороны — я девять лет проработал инженером. Написал диссертацию, правда, так и, не защитил, потому что предпочел закрыть эту сторону своего существования. Техницизм меня больше не влечет. Меня более привлекает растительно-животное существование.
— Недаром Ваш саксофон так часто издает какие-то зоологические звуки.
— Саксофон ближе всего к человеческому голосу. Вообще к голосу. Он сродни вокалу. Я пою в него, говорю иногда. С другой стороны, у него большие перкуссионные возможности. Единственное, что меня не привлекает — это электрификация, удаляющая инструмент от непосредственного звучания.
— Ощущаете ли Вы себя медиумом или человеком, творящим музыку?
— Пять-семь лет назад я предполагал, что не я играю, а играет аудитория на мне, через меня. Я не разнообразен. Я всегда играю одно и то же. Сейчас мне более интересна не свободная импровизация, а построение формы. Я по ходу дела выстраиваю композицию на основе простых чисел, элементарных математических модификаций. Меня интересует введение элементов порядка в систему, стремящуюся к беспорядку. Последние семь-восемь лет я перехожу к этому. В ПОП-МЕХАНИКЕ этого, к сожалению. еще не было. Я там выполнял функцию самоиграющего, самозвучащего инструмента, персонажа. Недавно в Киеве состоялся концерт импровизационной музыки. Я, в процессе музицирования, как бы комментировал, добавлял в свободную импровизационную музыку совершенно иные элементы. Когда наше трио саксофонистов ** заиграло одну из частей уйгурского мукама "Рак", для остальных участников это был бесспорный шок. В подобные моменты возникала борьба между духовыми, вносящими элемент порядка в более свободною игру электрических инструментов. Мне кажется, это было интересней, чем если бы мы играли то, что требовали законы жанра.
— В молодости Вы наверняка увлекались восточной философией. Какие учения Вам близки сейчас?
— Я нахожусь в промежуточной фазе между даосизмом в досредневековом смысле слова и неоплатонизмом. Как современный человек, я считаю себя агностиком. Но я не хочу свои политические или философские взгляды напрямую связывать с музыкой. Музыка —это не личная сторона жизни, а сверхзадача. Я не хочу, чтобы существовала связь с моей предвзятостью, субъективностью. Мир музыки — это внеязыковое явление. Он находится на уровне мира числа, а мир числа выше, чем мир знаков, мир языка. Музыка внелитературна и несоизмеримо выше. В. разговоре с Михаилом Альпериным несходную тему я привел такой довод — музыка может быть внеэмоциональной. У буддистской музыки нет цели вызвать эмоции. Музыка европейской традиции, по большому счету, такова же. Чувства в музыке — это акциденция. Это не существен-но.
— Насколько серьезно Вы воспринимаете сегодня постмодернизм?
— В настоящее время серьезно к нему не отношусь. Года три-четыре назад журнал "Искусство" опубликовал мою статью "Постмодернизм в новой музыке". Сейчас прошел интерес ко всему этому, как и к каким-то отдельным группировкам, направлениям. Сегодня это уже не осознается как новое, поэтому это не однозначно хорошо. Чтобы вызвать интерес, сейчас нужно уже нечто большее, чем просто метка, принадлежность. При желании нынче каждый может быть постмодернистом. Когда-то это было не так — это было отличием. Сейчас метка постмодернизма не представляет сама по себе значимости.
— Как Вы относитесь к творчеству Вашего брата Игоря, "Егора" Летова?
— Плохо знаю. По существу слышал очень мало записей. — то, что он делал на бытовом магнитофоне. Когда я проезжаю на электричке через Люберцы, там сидят парни. Раньше они ходили в клетчатых штанах — они исполняют песни, которые, как я могу понять по языку, принадлежат моему брату. Это цитаты из его песен. Музыкально я пытался перетянуть его в свою сторону. По молодости он играл в ПОП-МЕХАНИКЕ в МИФИ вместе с братьями Соллогубами, пилил какой-то риф на гитаре. В 82-м году мы пробовали играть с. Михаилом Жуковым. Там он стучал на ударных. Когда он жил у меня, я хотел обратить его в свою веру.
— Не возникала ли у вас идея совместного проекта?
— Заочный разговор давно ведется. Раньше мы много переписывались. Я ему советы давал, правда, не в области музыки, а по части деловой активности. Теперь он мне может советовать, как дела вести. То, чем занимается он. в миллионы раз популярней и успешней, потому что в меньшей степени связано с музыкой, а в большей с идеологией. Исходя из моей музыки, Вы никогда не сможете представить себе мои политические взгляды. И тот, кто узнал, удивился бы моей консервативности, хотя я не принадлежу ни к одной партии. У Игоря же все это видно. Отношение рокеров к тому, что они делают, носит инфантильный характер. Они зависли на том же уровне, где располагается их творчество. Курехин же, к примеру, выше, чем то, что он делает — есть элемент рефлексии. Это уже не рок. Правда, я могу судить об Игоре только по самым ранним его альбомам. Они заезжали ко мне вместе с Янкой, и я все это слушал на каких-то катушках. Там главное не в музыке, а в индивидуальном самовыражении. Он не стремится к анонимному искусству, а я бы не прочь.
— На что Вы сейчас живете?
— Проедаю прежние запасы. С 89-го года я не получал немузыкальных доходов, но стало несоизмеримо труднее. В прошлом году, когда ничего не было, я медленно проедал доходы от заграничных поездок. Мы все успели поездить, когда был разыгран интерес с западной стороны. Сейчас мы никому не нужны. Но мы не переживаем стагнации — сам факт существования "Русско-украинского проекта"*** говорит об этом. В наших планах объездить все крупные города Украины. Мы продолжаем делать свое дело, но я готов к тому, что успеха не будет ни материального, ни художественного. На это я абсолютно не рассчитываю. В обстановке тотальной потери энергии, потери оптимизма моей оптимистической музыке успех не обеспечен. Рок-музыка пессимистична — ее цвет черный, недаром сплошь идет использование минорной пентатоники. У меня пестрая музыка. Мои любимые цвета — красный и белый. Я ориентирован в светлую сторону и делаю веселую музыку.
* ТРИ "О" на сегодняшний день — это: С.Летов (саксофон, кларнет, флейты), Юрий Парфенов (труба). Александр Александров (фагот).
** Трио саксофонистов — С.Летов, Юрий Яремчук, Эдуард Сивков.
*** "Русско-украинский проект" — Александр Нестеров (м ди-гитара), Юрий Яремчук (саксофоны, кларнет), С.Летов (баритон-саксофон, бас-кларнет, флейты).
Фото О. Урусовой.
|
|
